Saner, фик, Вампиро/Мэтт Страйкер 2

[cptyesterday]

Название: Saner
Промоушен: Луча Андерграунд
Пейринг, персонажи: Йен Ходжкинсон (Вампиро)/ Мэттью Кеи (Мэтт Страйкер) - комментаторы шоу
Рейтинг: пока PG-13, и то за мат
Жанр: Драма-драма, психи... И да, это ПОВ от лица Вампиро.
Время действия - те самые пол года, когда Вампиро угодил в санаторий со смирительными рубашками.

Часть 1

- С…сколько мне необходимо продержаться без …приступов?
- Сложно сказать – это зависит от многих факторов. Тут нужно ещё смотреть на общее состояние, мистер Ходжкинсон.
Главное – не дёргаться, услышав обращение. Мышцы расслаблены, на лице внимание и лёгкая улыбка – ты сам не знаешь, что на тебя нашло, тебе должны доверять, должны поверить.
- Хорошо, я понимаю. Но всё же, доктор, мне бы хотелось услышать какие-то цифры.
Доктор Лектор в мерзких очочках зашуршал своими бумажками в папке. У него не очень длинные, но тонкие пальцы. Они бы хорошо ломались, с таким приятным треском, похожим на звук готовящегося попкорна. Вдох-выдох… Не думай об этом. Контролируй лицо. Взгляд должен отражать доверчивое ожидание и доверие.
-Полгода, мистер Ходжкинсон. Если после этого все тесты будут в порядке, я смогу отпустить вас.
Улыбнись в ответ. Не думай, какая у него тощая, дряблая шея, покрытая начинающей седеть щетиной. Улыбайся.
- Я постараюсь уложиться в срок.
- Прекрасно, мистер Ходжкинсон! Я, признаться, весьма рассчитываю на наше сотрудничество.
- Взаимно. И, надеюсь, теперь вы меня развяжете. Это способствовало бы установлению более доверительных отношений между нами.
- О, да, простите!
Сука.
Знак дюжим санитарам – и путы, стягивающие руки, сняты. Двое санитаров действуют осторожно и смотрят с опаской. Третий стоит на стрёме. Улыбнись и им. Извиняюще и благодарно. У этого офисного стола очень острые углы – это большая ошибка. Одним ударом – двух зайцев…
Нельзя, нельзя. Глубоко вздохнуть, расправить плечи, пошевелить руками. У тебя всё затекло, ты беспомощен, слаб и надеешься, что здесь тебе помогут. Эти люди. Пол года. Шесть месяцев. В месяце тридцать дней. Время ожидания началось.
Мозгоправ опять заглядывает в глаза, что-то щебечет. Что?..
-… какие-то друзья или родственники, с которыми вы хотели поддерживать контакты?
Чёрт! Кивнул раньше, чем подумал.
- Тогда прошу вас заполнить эти документы. В том числе, согласие на медицинские манипуляции. И впишите в список контактов тех, с кем вы бы хотели общаться. Вот ручка.
- Спасибо, доктор.
Эта ручка просто бы великолепно смотрелась в твоей глазнице, доктор Франкенштейн.
Согласие на медицинское вмешательство… Номер страховки… Согласие… Согласие… Подпись. Но кто? Обязательно должен быть указан адрес постоянного места проживания и телефон.
Но в памяти всплывает только один, кроме матери, но её вмешивать не стоит. Рука выводит твёрдо: «Метью Кеи». Телефон. Сколько было звонков, когда хочется обсудить и это, и то, и ещё приёмы… Адрес. Лофт в тихом месте, подземная парковка, видеокамера в лифте.
- Всё, я закончил.
- Всего один человек? Ваш родственник?
- Нет. Это друг. Коллега. Моя семья далеко, я не хочу их… затруднять. И ставить в известность тоже, если это возможно.
Хочется срезать эту понимающую ухмылку с благообразного лица. Хочется срезать всю кожу и мясо, чтобы только голый череп скалился с плеч – это было бы весело.
- М свяжемся с мистером …Кеи, чтобы он подтвердил своё согласие на контакты. А сейчас я попрошу проследовать в вашу комнату.
Неебаться, какая деликатность! Палата в психушке остаётся палатой в психушке, назови её хоть президентским люксом. Разожми зубы, ты ценишь хорошее отношение.
- Спасибо. Куда нужно идти?

Зарешетченное окно, кровать, тумбочка,с тол, стул, санузел. Стерильно, безопасно, безнадёжно.
- Лекарства, вот вода. Открыть рот!
Покорно открыть рот и высунуть язык, показывая, что белые капсулы ушли по назначению. Этот лёгкий пластиковый стул почти такой же, как на ринге. Если уметь и хотеть – им вполне можно сломать руку, шею, даже перебить позвоночник.
- Спокойной ночи. Я выключу свет.
- Спасибо, спокойной ночи.
Выждать. Встать. Склониться над раковиной. Избавиться от пилюль. Лечь. Скоро обход – нужно быть спящим, дозировка на это рассчитана.
Дверь заперта, но мфысли свободны. Можно придумать план побега. Даже несколько, один кровавей другого. И заснуть с приятной мыслью о докторе и санитарах, насаженных животом на ножки стола.

- Как вам спалось?
- Благодарю, прекрасно.
- Сны?..
- Нет. Ничего, кажется, вообще не снилось.
- Это нормально. Прошу вас, садитесь. Нужно прикрепить датчики. Необходимо снять вам энцефалограмму для дальнейшей диагностики.
- Конечно, доктор.
От умело направленного разряда тока люди очень забавно дёргаются… Так, стоп! ТЫ расслаблен, спокоен. У тебя на завтрак была бурда, считающаяся чаем и холодный омлет. И таблетки, естественно. Так что ты – вполне довольный жизнью цуккини.
Датчики облепляют голову, как щупальца маленького спрута. О да, они покажут все твои грязные мысли! Поэтому помыслы твои должны быть чисты и безмятежны. Как у младенца. Или девственной монашки.
… Глаза Мэтта… голубые, невыносимо голубые. Ясные. Чистые. И когда он говорит: «Рад тебя видеть, брат!» - они синеют, зрачки чуть расширяются. Это красиво. Чувствуется искренность. И потом можно нести любую чушь, наблюдая, как зрачок ритмично пульсирует в голубом омуте. Был какой-то фильм, по Кингу, кажется, когда какая-то хрень в озере, похожая на чёрное пятно, жрала людей. Тоже вот присасывалась, а потом жрала. Ох, Страйкер, тихий омут…
- Мистер Ходжкинсон… мистер Ходжкинсон! Можно подниматься.
- Простите, кажется я задремал. Могу я узнать результаты?
- Прошу прощения, это против наших правил.
Ублюдок. А из галстука получается великолепная удавка.
- Да, конечно, я понимаю.
- Прошу вас пройти в вашу комнату, сейчас будет ланч. Если в течение двух недель всё будет нормально, вы сможете принимать пищу в общей столовой. И познакомиться с остальными нашими… гостями.
Ну, конечно, кто так говорит «принимать пищу»?! «Гостями» - другими психами, хотели вы сказать, дорогой доктор Ватсон?
- Отлично, а могу я узнать другие правила во время моего пребывания здесь или это… не положено?
- О, так вам не рассказали? Простите.
Не прощу! Засунь себе в задницу это прощение. Доктор.
- В течение двух недель вам надлежит пребывать в вашей комнате, после вам разрешат выходить в общую гостиную.
Кивни. Ты слушаешь внимательно. Вникаешь.
- Я проведу осмотр и тесты. Если ваше душевное состояние будет стабильным, вым будут разрешены разговоры по телефону и недолгие визиты. Пока под присмотром. Есть у вас какие-то вопросы?
- Да. Телевизор можно смотреть?
- Боюсь, что нет. Неотъемлемая часть нашей терапии – это отказ от телевизора, интернета и телефона. Но вы можете читать или рисовать. Кстати, у нас чудесная программа арт-терапии, я вам передам и вы сможете ознакомится.
- Спасибо. А могу я писать письма?
- Д-да, пожалуй. Простите, обычно наши пациенты привыкли к средствам электронной коммуникации. Но мы-то с вам люди иного поколения?..
Улыбнись пошире и кивни. Ты из ЕГО поколения. Ты – свой. Просто был срыв. Стресс. Ничего более.
- Я поду, наверно?
- Да, пожалуйста. Вы можете быть свободны.
Ох, если бы. Но когда-нибудь – обязательно.

Да что ж у них вся еда какая-то холодная?!

Писать. Писать, чтобы чем-то занять ум и руки. Писать матери, друзьям, бывшим.
- Вы хотели бы отправить эти письма, мистер Ходжкинсон?
- Нет. По крайней мере не сейчас. Можете взять их на сохранение, доктор?
- Да, конечно.
Конечно. Перечитай их. Убедись, что я просто запутался, . Что стресс –это самозащита от всего мира сразу. Утвердить в убеждении, что я не безнадёжен. Что я выкарабкаюсь – в твоей помощью, доктор Фрейд.

1 месяц. 30 дней.
- Я считаю, что ваше восстановление идёт вполне успешно, мистер Ходжкинсон. Очень жаль, что вас не заинтересовала наша программа арт-терапии.
- Спасибо, доктор. Но я не чувствую в себе никакого призвания ни к одному из искусств.
- Тем не менее, глядя на ваши татуировки, я думал…
- Что вы, доктор! Это эксперименты молодости, не более.
- Ну, что же. Думаю, вы готовы к посещениям.
Покажи явный, но не черезмерный интерес. Просто чуть распрямись и наклони голову.
- Мистер… Кеи. Вы можете позвонить ему.
- Благодарю.
- Ваш телефон принесёт санитар. И, прошу прощения, он должен будет остаться при разговоре.
- Я понимаю.
- Я очень рад.
Картина, написанная твоей кровью, смотрелась бы очень… экспрессивно.

- Мэтт, привет. Это я .
- Привет… Йен. Рад слышать тебя.
- Я тоже ты сможешь приехать ко мне.
- Конечно, друг.
- Адрес знаешь?
- Да, мне сказали.
- Суббота. С четырёх до семи.
- Я буду. Жди.

- Всё, спасибо. Можете взять телефон.
Потому что если я запихаю его в твою глотку, уёбище, ты задохнёшься. Не надо смотреть мне в глаза.
- Твой дружок?
А желание запихать телефон в глотку резко становится невыносимым.
- Коллега.
Улыбнись ему. Съебись нахуй! Спасибо.

Комната для встреч? Стол, мягкий диван, пара кресел, кофе-автомат без кофе, санитар на стуле у входа. Пастельные тона, стальные решётки и тревожная кнопка – также обязательные атрибуты. Но присутствие Мэтта искупает всё. Мэтт искупает всё. В костюме и белой рубашке – он просто верх адекватности и благонадёжности. Он улыбается приветливо и в меру искренне – больше для санитара. Приветствие. Рукопожатие.
- Неплохо выглядишь. Как дела?
- Док говорит, что у меня большой прогресс.
- Это просто здорово, Йен!
Просто здорово. Просто идеально. Мэтт – идеальный партнёр для всяких игр с невысказанными вслух правилами.
Полчаса болтовни ни о чём, вопросы о здоровье, режиме, настроении. Всё, как положено. Но прощание – вопрос скорее санитару, чем Йену:
- Обнять-то тебя можно?
Кивнуть и со смущением распахнуть неловкие объятия. И юрким пальцам достаточно лишь пары секунд, чтобы записка из кармана пижамы перекочевала во внутренний карман серого пиджака. Не было ли у пай-мальчика увлечения мелкими карманными кражами?
Охранник поднимается со своего стула.
- Звони, когда можно будет снова тебя навестить.
Губы улыбаются, глаза – нет. «Мэтт, спасибо» - не говоришь ты.
- До скорого, - говоришь.

Три месяца. Половина срока.
За хорошее поведение тебе уже позволено гулять в больничном саду. Огороженного высокой стеной с колючей проволокой, конечно. И даже встречаться там с Мэттом – вдали от ушей и глаз. Это – больше заслуга Мэтта, он умеет располагать к себе, с первого взгляда вызывать доверие. Если бы был девушкой и решил в первый раз пойти в клуб, напиться там до блевоты и накуриться марихуаны в подворотне – обязательно попросил бы Мэтта отмазать у родителей. А в качестве компенсации ему можно было бы отсосать. У Мэтта. Или Мэтт был бы девушкой? Неважно.
А мысли-то путаются, потому что блядский доктор Менгеле назначил уколы вдобавок к таблеткам. И после них голова становится пустой и лёгкой, как воздушный шарик. Что-то ни хуя они не укрепляющие. Но если это убедит всю врачебную пиздобратию, что ты уже на пути к выздоровлению, можно потерпеть. Печени уже в этой жизни ничего не страшно.

170 дней.
Пришлось перейти на дни, потому что месяцы – это слишком долго. В них слишком много ночей, полных гулкой тишины, слишком много монотонных дней. Слишком мало жизни. Той, к которой привык. Слишком мало Мэтта.
- Мистер Ходжкинсон.
- Да, доктор.
- Вы определённо делаете успехи.
- Я стараюсь.
- Я вижу. Поэтому хочу провести ещё одну серию тестов и, если всё будет хорошо, вы сможете покинуть наше заведение.
Неужели! Чёрт! Нельзя так явно показывать свою радость и нетерпение. Но сто семьдесят дней. Тех, что помню.
- Но, - указательный палец, поднятый назидательно, хочется вырвать с мясом, - всё зависит от анализов и тестов. Прошу вас, сэр, сосредоточиться на своём здоровье. Вы должны сами адекватно оценивать своё состояние, для вашего же блага.
И выдавить глаза, это было бы совсем не сложно, но очень приятно.
- Да, доктор. Я готов. Я постараюсь.

180 дней.
- Приступы агресии?
- Нет.
- Кошмары?
- Они ушли.
- Желание мстить кому-нибудь?
- Нет.
- Вы здоровы?
- Да.
- Вас есть, кому встретить?
- Да, кончено.
Пустыня оглушает бесконечным пространством, ветер пьянит запахами разогретой земли и пыли. Мэтт ждёт у машины, закрытой чёрным покрывалом. Моя детка. Значит, давно ждёт.
- Рад тебя видеть, брат!
Наконец-то можно обнять от всего сердца. На Мэтте кожаная куртка, в которой он и был, когда его, Йена, замели в психушку. Голубые глаза Мэтта почти такие же, как небо над пустыней. Цвет свободы.
- Есть для меня какая-нибудь работёнка?
- Нас снова приглашают в храм. Только теперь это ещё более тёмное и страшное место.
Глаза Мэтта синие и безмятежные. Губы Мэтта улыбаются.
Баночка с пилюлями в руке. Принимать 2 раза в день, это отличное, высокоэффективное психотропное средство. Вампиро знает средство куда более эффективней и психотропней.
- Поехали!
ПРОДОЛЖЕНИЕ! Ура! Рейтинг!

Часть 2

Но приехали мы сперва всё же не в Храм, а в маленький мексиканский ресторанчик. Отличный выбор! Да просто великолепный: острая, вкусная еда вместо той холодной органической массы, которую приходилось поглощать последние полгода. Пол года, мать вашу!
Мэтт напротив сидит раскрасневшийся, наверно от ударной дозы острого перца в соусе. Отлично прочищает мозги – получше любых лекарств. И можно смеяться и говорить то, что думаешь. И говорить Мэтту то, что хочется: про его глаза и про то, какой он отличный друг, практически брат…

- Кто теперь заправляет Храме? Куэто?
- Нет. Катрина.
А вот «Катрина» сказано с какой-то ноткой мечтательной тоски, и это совершенно не нравится. Мне. Мэтт слишком хорош, чтобы лизать её туфли, а другого отношения она не приемлет.
- Она же может сожрать тебя, брат!
Мэтт смотрит в глаза долго и пристально, прежде чем ответить:
- А, может, я совсем не против, чтобы меня сожрали. И топит взгляд в бокале с пивом. Пиво, кстати, здесь неважное, зато холодное, и остыть после таких откровений нужно. Но что это было?!
Разговор течёт дальше, перескакивая туда-сюда, это действительно здорово, когда можно говорить так просто и свободно.
- Другие дети боялись Бугимена, а я мечтал с ним познакомиться. И каждую ночь – представляешь – залезал под кровать!
Мэтт смеётся.
- Ну и как, удалось?
- Конечно! У меня с ним даже бой был! – зубоскалит .
Ну да, был. С Бугименом, Кейном, гробовщиком, словно все ужасы, воплощённые в людей, пришли за маленьким любопытным мальчиком.
- А если бы под кроватью действительно был монстр, который бы делал с маленькими непослушными мальчиками что-нибудь…нехорошее?
Прежде, чем снова рассмеяться, Мэтт нервно сглатывает и смеётся уже как-то нарочито, запрокидывая голову так, что виден кадык и быстро бьющаяся жилка под тонкой кожей. Там кровь так близко. Интересно, какая она у Мэтта? Нет, так нельзя. И это было явной провокацией.
- Наверно, нам пора?..
- Да, наверно. Счёт, пожалуйста!
Мэтт платит за двоих, решительно отметая все попытки самостоятельно раслатиться. И мы куда-то снова едем. Как оказалось – домой к Мэтту.

В небольшой квартире-студии очень свежо, очень тихо, почти темно – свет только от уличных фонарей и реклам.
Мэтт протягивает полотенце и махровый халат для ванной – это явно его вещи, халат узковат в плечах. И, хотя всё явно их прачечной, кажется, что запах Мэтта впитался в ткань и теперь окутывает облаком. Это приятно, иллюзия близости.

Мэтт сидит в кресле с телефоном, что-то пишет. Куртку он снял и остался в белой футболке, джинсах и босиком. Полумрак скрадывает возраст и он кажется очень юным. Красивым. Со смуглой гладкой кожей. Поднимает голову, смотрит как-то пронзительно и быстро, потом снова утыкается в телефон. Не надо так, Мэтт.
- Нас ждут завтра днём. Место там же. С учётом всех обстоятельств, я потребовал аванс для нас. У тебя счёт прежний?
- Да, наверное.
Это – неважно, Мэтт.
- Я постелю тебе на диване.
- Нет.
- Нет?
- Нет. Я буду спать на твоей кровати. С тобой.
- Йен…
Вот теперь всё, как надо. Лицо Мэтта становится на секунду радостным и недоверчивым. Он поднимается навстречу из кресла, делает два шага. Он уже совсем близко. И теперь самое время схватить его в самый настоящий болевой захват и прошептать на ухо:
- С непослушными мальчиками, которые ищут встречи с монстром, могут происходить ужасные вещи…
Укусить в шею. Тоже больно, но не до крови. Мэтт под руками обмякает и дышит прерывисто. На самом деле я рассчитывал хоть на какое-то сопротивление. Но так тоже хорошо. У него соски твёрдые и маленькие, ощущается сквозь ткань футболки.
Теперь можно оттащить добычу поближе к кровати и стянуть футболку. И дать время подумать, потому что после штанов шансов на отступление не будет. Сильные, прокачанные мышцы под руками – как же это хорошо, прикасаться к кому-то. К Мэтту. Который, кажется, уже перевозбудился, у него в паху просто колом стоит и соски стоят, и тихонько и сладко стонет от прикосновения к ним.
- Надеюсь, в остальном ты не такой скорострел?
- Да тебя, сволочь недогадливая, пока в постель затащишь – никакой выдержки не хватит! Думал, прямо в той забегаловке на тебя наброшусь…
Это он меня, значит, затащил в постель. И это правда. Стыдно быть таким тупым.
- Сделай уже что-нибудь, чёрт! Раз уж мне двигаться не даёшь.
Ах, вот ты какой, Мэтт Страйкер. Нет уж, сделай ты.
- Давай, Мэтт, снимай штаны!
А халат достаточно просто распахнуть. Задница у Мэтта что надо, округлая, упругая, гладкая на ощупь. Всё равно в потёмках плохо видно. Да и не всем можно хвастаться обнажённой фигурой. Вот уж не ожидал сам от себя таких комплексов, но рядом со стройным подтянутым Мэттом поневоле начнёшь видеть себя старой страшной жабой.
Но Мэтт врубил ночник, аж по глазам резануло, пришлось щуриться и моргать. А этот провокатор развалился на кровати с широко раздвинутыми ногами и, ничего не стесняясь, дрочит и пристально смотрит. На меня.
И член у него тоже красивый: не слишком длинный, но довольно толстый, обрезанный, с рельефной головкой. Яички уже напряглись и подтянулись, похоже, кто-то собрался кончить, не успев начать. Самое правильное- это схватить его за руки и лечь сверху, всем весом, не жалея. И поставить засос на шее с другой стороны – для симметрии. А вот с поцелуями придётся подождать – Мэтт действительно перевозбуждён и хочется, чтобы первый раз в совместной постели он кончил всё же от моих усилий.
Мэтт идеален, и его член – тоже. Как раз такой длины, чтобы головка упиралась в глотку. И его ягодицы идеально ложатся в ладони. Мэтт неплохо контролирует себя и лежит спокойно, только бёдра мелко подрагивают под моими пальцами, когда головка его члена протискивается в мою глотку. Мэтт тихий, а жаль. Я слышу его дыхание, частое и неровное, но мне бы хотелось, чтобы он застонал, а ещё лучше – закричал. На минутку отрываюсь от его члена, чтобы облизать мошонку. Яички поджались, кожа на них сморщенная сейчас, и очень нежная. Похоже, что Мэтт накануне побрился, надеюсь, что для меня. Или просто потому, что жарко, но мне приятнее думать, что – для меня. Придётся немного сменить позу, шея уже затекла, и теперь можно опереться на одну руку, а пальцами второй скользнуть под яичками, нажать костяшками пальцев, и всё это не прекращая возвратно-поступательные движения головой… Минет – это не просто секс, тут думать надо! Наконец-то Мэтт сорвался, простонал сквозь стиснутые зубы – я бы мог польстить себе, что моё имя, но это точно было непечатное слово – напрягся, как струна, каждой мышцей, каждой жилкой… Его сперма на вкус горьковато-пряная, её не очень много, я всё глотаю и раскатываю языком по нёбу остатки, рукой нежно сжимая мошонку Мэтта.
Лоб Мэтта влажно блестит в свете ночника, и вообще сейчас всё его тело такое…сияющее, расслабленное. Даже самому кончать не надо – вот только смотреть на него такого. Облизывается, и губы яркие, как леденец.
- А ты?..
- Что я?
- Как ты хочешь?
А как я хочу?
Я очень хочу всего Мэтта.
Его рот, задницу, его криков, его крови.
Я боюсь.
Боюсь повредить, испортить, изувечить. Так нельзя с Мэттом.
И, хотя я точно знаю, что если взять нож и неглубоко ткнуть вот здесь в бедро, будет много крови, сладкой и особенно вкусной сейчас… Нет.
Мэтт лежит и ждёт. И предвкушает, что я прикажу. О, мой сладкий, я составил уже длинный список!
Пункт первый: Трахнуть Мэтта на комментаторском столе. Это надёжный стол, и если уж Альберто и Хуанито его не развалили, нас он точно выдержит.
Пункт два: Отсосать Мэтту за рулём. Только нужно выбрать подходящую автостраду. Нужно спросить Ивеллис – ни за что не поверю, что она не знает лучшей дороги для секса.
И… Это действительно длинный список. А Мэтт подо мной зашевелился и куда-то пытается уползти. Поздно, Мэтт.
…Если обхватить ладонями шею, а большие пальцы положить на кадык, то чувствуется ток крови во всём теле. Часть её сейчас течёт к мозгу, горячая и яркая от кислорода, а там, за упругим бугорком кадыка идёт трубочка трахеи…
Зрачки Мэтта расширенные. Чернота почти поглотила радужку. Мне не нравится.
- Не бойся. Я не причиню тебе вреда. И не сделаю больно… пока сам не попросишь.
Мэтт сглатывает, кивает и расслабляется, и глаза вновь синеют, словно туча ушла с неба. Вот так хорошо. И я действительно не хочу навредить или сломать. А о боли Мэтт попросит обязательно. Потребует, точнее – он такой!
- Йен…
Да, любовь моя.
- Если ты… хочешь меня трахнуть, то мне бы сперва в душ…
Хочу. И трахну. Но потом. Мне сейчас тоже немного надо.
- Ляг на живот.
- Йен!
- Ложись. Я знаю, что делаю.
А я – знаю? Знаю, что хочу, но не знаю, что делаю. Кажется, руки зажили своей жизнью. Ох, какая же у Мэтта задница!
- Чего смешного?
- Я не знал, что ты такой извращенец! И всегда хотел меня просто отшлёпать!
Не просто. Да, я такой. Не только отшлёпать, конечно.
Звук в пустой квартире получается очень громкий и смачный, на коже остались отпечатки ладоней, сперва белые, но стремительно наливающиеся малиновым цветом. Мэтт, уткнувшись в подушку аж трясётся от смеха. А вот за это я тебя укушу! Прямо за сочную ягодицу: и завтра буду знать, что ты ёрзаешь на стуле потому, что место укуса зудит и трётся о ткань штанов.
- Вамп!
- Т-шш… Помолчи.
Лежать сверху на Мэтте очень приятно. Его кожа прохладная от остывающего пота и немного липкая. Член удобно, как влитой, ложится в ложбинку между ягодиц. Без смазки двигаться больно, пот Мэтта и капли естественной смазки на члене – это слишком мало, просто возбуждение и желание уже через край, и боль помогает контролировать себя, не сорваться и одновременно чувствовать себя живым…
- А ещё дразнил меня скорострелом!
Бурчит Мэтт беззлобно, просто потому, что не в его характере – промолчать.
Я скатываюсь с него. Глаза слипаются неимоверно. И, кажется, я уже сплю, а Мэтт сидит рядом, улыбается и кончиками пальцев проводит по контурам татуировок. Последнее, что я чувствую – это лёгкий поцелуй на губах. И проваливаюсь в тёплую, гостеприимную темноту, хотя это наверняка просто Мэтт выключил свет и укрыл нас одеялом.
Я люблю тебя, Мэтт. Завтра обязательно скажу ему это.

И ещё продолжение! чуть-чуть)))
Теперь я понимаю, что значит «наброситься с поцелуями»… Потому что именно так поступил Мэтт, запихнув нас в какую-то комнатку и заперев дверь. Это называется «нам надо обсудить детали предстоящего шоу минут пять». И я даже поверил! Вид деловой и непринуждённый Мэтт сохранял до последнего, то есть пока дверь не захлопнулась, и его язык не оказался у меня во рту, а его пальцы нервно шарили, стараясь расстегнуть застёжки на моих штанах.
Наверное, дело в том, что мы проспали. И проснулись только, когда телефон Мэтта затрезвонил, и он сонным голосом поинтересовался: «Какого чёрта?» А уже через минуту мы бегали по всей небольшой квартире, пытаясь попасть в душ, одеться, выпить хотя бы кофе – и всё это одновременно. В дороге я глядел на отчаянно зевающего за рулём Мэтта, и мечтал о ленивом утре, начинающемся с нежных поцелуев, с горячих поцелуев, с глубоких и вдумчивых поцелуев. Судя по глазам Мэтта, он мечтал об убийстве, надеюсь, не меня.
Затем, буквально с порога, нас отловили люди с камерами, и заставили несколько раз подъезжать и выходить из машины, потом как-то всё завертелось ещё быстрее, подошёл поговорить Гилберт, другие лучадоры тоже без конца окликали, бурно радовались встрече. Мне нравится эта деловая суматоха, смесь испанского и английского, на которой здесь все обычно общаются, предвкушение чего-то захватывающего, чего-то необычайного. Мэтт куда-то пропал.
- Этот парик – просто катастрофа! Надеюсь, он не свалится после того, как ты меня завалишь.
- Я буду нежен.
Это Карли и Гилберт. В новом образе она просто потрясающа! Прекрасная и опасная Катрина – новый босс Луча Андерграунд. Но вот заверить её в том, что она идеальна – обязанность всей команды, девочка очень переживает, что что-то пойдёт не так. Гил ухмыляется, попутно с моей помощью запаковываясь в маску Миль Муэртес. Ему предстоит водрузить свою задницу на трон из черепов, и он тоже наслаждается всем происходящим.
- Буэнос диас! А у нас с Карли сюрприз для вас!
Мелисса тоже просто восхитительна, целую её в подставленную щёку.
- Какой сюрприз?
Мелисса с Карли переглядываются и делают загадочные лица. Я люблю сюрпризы, особенно от красивых девушек. Но где же Мэтт?

- Ах, вот ты где, я везде тебя ищу!
Это он меня ищет?!
Мэтт хватает меня за руку и тащит куда-то, попутно здороваясь, кажется, уже по третьему кругу, со знакомыми и незнакомыми.
- Мэтт, постой! Что случилось?
- Времени мало, а мы ещё ничего насчёт шоу не обсудили. Что говорить там, и всё такое.
Понятно. Вообще-то нас не сдерживают жёсткими рамками, о чём нужно говорить. Скорее, есть то, что говорить нельзя ни в коем случает, а в остальном команда полагается на наш опыт и профессионализм – и это мне по душе. Но опыту Мэтта я доверяю больше.

О, да, рот у Мэтта очень опытный! И это я ещё мнил себе, что хорошо умею делать минет!? Святая Дева Мария Гваделупская, прости мне мои заблуждения, и прегрешения, и… Ни о чём не жалею, и если скончаюсь прямо сейчас, рай мне обеспечен.
Мэтт своим ртом просто творит чудеса, я даже не знаю, как он это делает, но у меня колени подгибаются и пальцы ног поджимаются прямо в ботинках. Руки не знаю, куда девать, не знаю, понравится ли Мэтту, если я положу руки ему на голову… Ничего не знаю, всё – я желе.
Мэтт поднимается с коленей и тщательно обтирает рот и протирает руки салфеткой, которую затем, не найдя урны, просто бросает на пол в углу. Он дрочил себе. Пока отсасывал мне? О, Мэтт… Сейчас самое время сказать о том, какой он потрясающий и о том, что люблю его.
- Ты где так натренировался сосать?
Блядь! Почему именно это вырывается?! Дебил! Лучше бы молчал. Лучше бы обнял и поцеловал. Может, ещё не поздно…
Мэтт отвернулся, а я хочу видеть его глаза. Знаю, что недостоин, но - хочу. Мою руку со своего плеча он не сбрасывает, значит, ещё не всё потеряно.
- Прости. Прости, пожалуйста, если сможешь…
- Ладно, проехали. Идём, нас ждут.
- Мэтт…
- Всё нормально, Йен.
Улыбается слабо, но не глазами. Это плохо. Поэтому кладу руку ему на затылок, чтобы не сбежал и прижимаюсь лбом к его влажному от пота лбу. И молчу. Знаю, что хочу сказать, но сейчас пусть будет секунда тишины.

- …и представляю вам моего напарника, невероятного и легендарного Вампиро!
- Я люблю тебя!
Это хорошее начало для шоу, я считаю. Это хорошее начало для нас, так, Мэтт?..

НОВОЕ! часть 4.
Коридоры… Бесконечные белые коридоры клиники, залитые неживым светом… Я бегу по ним, бестрее, ещё быстрей, так, что кровь шумит в ушах и во рту её привкус…
- Йен… Эй, Йен!
Голос Мэтта. Выныриваю из сна, как из воды, и такой же мокрый. Кошмары – это всё моё. после… лечения они стали особенно нудными.
- Я в душ, нам через час выходить, как раз успеем.
Во рту всё ещё металлический привкус, и губа немного саднит. Вспоминаю – это Мэтт вчера укусил, точнее, сегодня ночью, когда мы ввалились в его квартиру пьяные больше от зрелищ, чем от вина. Пива, точнее. И Мэтт…
Ох, Мэтт… Этой ночью, голый и с каким-то безумием в глазах, на моих бёдрах. Он не отпускал мой взгляд почти до последнего, вглядывался так, словно, что-то высматривал… или ждал. И только когда сбился с ритма, жёсткого и быстрого, запрокинул голову и отпустил меня. А потом встал и ушёл в ванную…
Хлопок двери, лёгкий щелчок чайника, урчание кофеварки: звуки привычные и домашние. Но отчего-то стало неуютно, как будто я здесь лишний.
Мэтт сидит у стола уже причесавшийся и одетый в рубашку и брюки, с тостом, кофе и что-то читает с телефона. Не отрываясь, он говорит:
- Кофе ещё есть. Можно пожарить яйца, только бекона нет.
- Доброе утро?
Теперь поднимает голову и смотрит, но не на меня, а – сквозь меня.
- Доброе…
Любезный тон, обычные слова, а его глаза… Как игрушка-шарик, в которой, если перевернуть, идёт снег. Мэтт смотрит на меня, как сквозь небесно-голубое стекло. Красивый. Утренний. Чистенький. Не мой.
Что я сделал не так, Мэтт?
- Спасибо, я ничего не хочу.
Не хочу его – такого.
Но почему?! Хочется взять, и встряхнуть Мэтта, как тот самый шарик. Разбить стекло, чтобы на его острых осколках была кровь.
Мэтт равнодушно пожимает плечами:
- Нам скоро выходить.
И снова утыкается в свой телефон.
Хочется крови. И боли. И криков.
Мэтт так и молчал всю ночь, а я хочу заставить его кричать.
Может, в этом-то всё и дело?
При всей своей внешней благопристойности Мэтт отнюдь не мальчик из церковного хора. И отлично знает, что хочет.
Я –дебил!
Мэтту не нужен Йен Ходжкинсон, по крайней мере в постели – такое он может найти моложе, красивее, умелей. Мэтту нужен Вампиро.
А я… З последнее время я слишком привык скрываться и сдерживаться, так что даже не распознал прямое приглашение впиться зубами в горло.
Я сильно опоздал, Мэтт?
Плевать! Рот наполняется голодной слюной только при мысли о вкусе кожи Мэтта там, где тонкой ниткой на горле бьётся пульс.
Мэтт встаёт со своего места, чтобы вымыть чашку. Я уже рядом, хватаю его рукой за горло, плавный поворот – это почти как танец – прижимаю его к краю стола и… Что-то очень острое и холодное упирается в моё горло, как раз чуть повыше татуировки. Это нож. Обыкновенный кухонный нож, но наточенный так, что можно порезаться. Смотрю на Мэтта – лицо всё ещё непроницаемое, но он не борется, он ждёт.
Доброе утро, Мэтт Страйкер, Вампиро идёт к тебе.
Нужно всего лишь податься немного вперёд, до щекотного горячего всплеска, ближе, теснее… Мэтт, я уже здесь.
Губы Мэтта приоткрываются, он хочет чего-то сказать, но слова сейчас лишние. Больше всего я хочу из этих губ слышать только стоны, крики и мольбы. Поэтому затыкаю его рот поцелуем. Преследую и настигаю. Вот так хорошо. Мэтт пытается отстраниться, но удерживая одной рукой его затылок, другой чуть сильнее сжимаю его горло. Пульс Мэтта бьётся под моей ладонью, а я продолжаю пить его дыхание. Даже звук разбившейся чашки не может отвлечь меня.
Мэтт обмяк и схватился руками за край стола. Он великолепен сейчас: раскрасневшийся, растрёпанный. С блестящими губами, заалевшими от жёстких поцелуев. Чёрный зрачок глаза затапливает радужку, как маленькое цунами. Иди разлив нефти, экологическая катастрофа, которая уже произошла. На воротнике его белой рубашки пятна крови. Моей крови. Мэтт смотрит на мою шею и вдруг хватает меня, запрокидывает мне голову и приникает губами к порезу. Я чувствую его губы, зубы и язык. Свежая рана – самая чувствительная эрогенная зоны, и то, что происходит сейчас между нами – гораздо интимнее того, что было этой ночью в постели. Это делает нас по настоящему ближе.
- Мэтт?
- Чёрт, Вамп, прости…
- Не прощу, если не продолжишь в том же духе.
Мэтт выглядит пьяным и безумным, глаза сияют, как маяки в бурю. Но реальность врывается в нас вместе с сигналом о сообщении. Мэтт гаснет, морщиться и читает.
- Нас ждут.
- Я знаю.
- Мне нужно переодеться.
Да, пожалуй кровавые разводы на рубашке комментатора – это не то, что нужно шоу, пусть даже с рейтингом R. Но это то, что нужно мне. Нужен такой Мэтт.
Пока он приводит себя в порядок, мне нужно выпить свои лекарства.
Но когда Мэтт снова появляется, кажется, что они совсем не работают. Мэтт надел кожаную куртку и футболку - мою футболку! Мой хороший плохой мальчик. Шар со снегом разбит, его осколки хрустят под моими ногами.
- Мэтт…
Он подходит близко, проводит пальцами по моей шее:
- Нужно заклеить порез…
Качаю головой: нет, не нужно. Тебе это не нужно, а я всегда могу сказать, что неудачно побрился.
Он облизывается.
- У нас будет минут десять перед началом съёмок.
У нас будет ещё ночь, Мэтт. И, если захочешь, у нас будет вечность.